Ходил по земле далёкой Северной белый конь. Был он до того златогривый, что сиянием своим, словно огнём, освещал темень долгую. А где ни ступал он – там и снег таял, и трава зеленеть начинала, и земля оживала…

Был тот конь вольный, никогда ни седла, ни ярма не знал. Да и появился внезапно, будто из ниоткуда. Как вихрь промчится, а людям и теплей, и веселей становится.

Привык и конь к людям, не боялся их, не чувствовал зла и лукавства в них. А оно, однако, хоть не у всех, но у малой да ничтожной горстки было…

Раз задумали люди негодные поймать коня, чтобы он всегда тепло и радость давал, а не раз от разу. Вот натянули они незаметно сети на земле и стали ждать, когда же конь появится.

Долго Златогривка не шёл к ним, будто чуя беду свою. Но раз захворала дочь одного из затейников, заболела так сильно, вся в жару лежала. Вот чудесный конь и появился. И появился там, где и не ждали его охотники – прямо под окнами девицы той. Подошёл к окну и жаром своим дыхнул на неё. Вмиг снега растаяли, зазеленели травы, и девице сразу легче стало. Вдохнула она воздуха живительного и поправилась. Поклонилась она в ноги златогривому коню, а тот копытом о землю ударил и поскакал прямо на гибель свою…

Девушка нагнулась и видит: там на земле два камня блестят. Один, как кровь, огнём пышет, а другой – белый и гладкий, как лёд. Взяла она камни те и положила в передник.

А конь скачет прямо на сети расставленные. Увидали охотники Златогривку и даже растерялись поначалу, опешили. Но потом обрадовались долгожданной удаче, и как только конь ступил на сети, дёрнули их своими руками, и запутался конь в них. Сколько ни дёргался – никак порвать сети не может.

Вскинули охотники концы сети на плечи и потащили коня себе в селение. Увидали жёны, запричитали:

- Недоброе затеяли вы! Зачем Златогривку поймали?! Не будет нам счастья от этого!

- Замолчите! Что воронами раскаркались? – прикрикнули на них мужья. – Теперь вечно свет и тепло у нас будут.

Сказали так и привязали Златогривку посреди села на узду крепкую.

Стоит конь печальный, только в даль далёкую всё смотрит…

Вокруг села действительно всё расцвело, светло стало, только на душе как-то не радостно. Словно украли они радость и счастье общее людское, а сами и не насыщаются.

Понемногу свыклись с этим. Живут. Но только всё стараются то место с колом, к которому Златогривка привязан, обойти стороной. Всё как-то по углам, по обходным путям ходят, а прямо – не могут.

А Златогривка худеет от тоски прямо на глазах. Хотя пред ним – гора овса навалена, да только вороны потихонечку расхищают его, а Златогривка и не прикасается.

Больше всех терзалась девица, которую Златогривка дыханием своим исцелил. Нет-нет, да и вытащит она украдкой те камни, что нашла под копытом златогривого. А камни –  один, как лёд, белый, а другой, как кровь, алый – сияют на ладонях её.

Вот раз она потихоньку, когда все в доме спали, пошла на середину села, где Златогривка привязан был. Подошла к коню, а дотронуться боится. А тот смотрит вдаль, будто и не видит её вовсе. Заплакала тут девица и стала просить прощения у коня, за то, что из-за неё он в неволю попал. А конь посмотрел на неё своими глазами, да так выразительно, так глубоко, что до самого дна сердца прожёг её взгляд тот… Посмотрел так и опять отвернулся.

Постояла девица ещё немного и печально побрела назад. Легла спать, и снится ей во сне Златогривка. И вот говорит он ей голосом человеческим:

- Как злы и жадны вы, люди! Всё вам мало, всё неможется. Только о себе живёте-беспокоитесь. Только о своём животе печётесь. Имеете радость – и не цените. Имеете печаль – и не разумеете. Жестоко сердце ваше, оно и накажет вас. Хочешь ли помочь мне?

Девушка во сне головой закивала, а конь продолжает:

- Ну тогда растолчи камни те, что нашла ты под копытами моими. И толчи их до тех пор, пока не вспыхнет пламя. Только не бойся его – оно не горячее, холодное. Ты возьми тот горшок, в котором загорится огонь сей. Выйдя ко мне, разбей горшок тот предо мной и окати меня огнём тем холодным. А дальше поступай по совести…

Сказал так Златогривка и замолк.

Проснулась девица и стала обдумывать виденное и слышанное. Дождалась она опять ночи, когда уснули все в доме, взяла горшок и стала толочь камни те. А камни – твёрдые, не поддаются никак. Целую ночь толкла она их, но и малую долу не смогла истолочь.

Наступила и следующая ночь, и также толкла она камни те. И так продолжалось в течение долгого времени. Уж и руки её огрубели от мозолей, и глаза посинели от недосыпания, а она продолжает, упорствует в своём.

А люди привыкли, что у них тепло и светло всегда. Вокруг – пурга, метели, а у них – как лето. Уж и на коня-то не обращают никакого внимания, и зерно перестали ему приносить – всё равно не ест ничего. Только проходить мимо коня по-прежнему избегают, всё огибают кривыми путями место то, где он привязанный стоит.

Вот прошло незнамо сколько времени, и наконец стали камни те крошиться. Сперва понемногу, потом всё больше и больше, и вскоре стал порошок один. Толчёт девица порошок, а он всё не загорается. От досады и не знает она, как сделать так, чтобы он загогелся.

Вот раз упала слеза её прямо в горшок, и видит она – задымилось в горшке! Потом всё сильнее, сильнее. И тут огонь синий как вспыхнет! Испугалась она сперва, а потом видит – горшок-то не нагревается, холодный такой же. Потрогала она пламя, а оно и впрямь холодное. Вспомнила она тут слова Златогривки, взяла горшок и пошла прямо к нему. Увидал её конь, обрадовался, заржал громко. Тут и народ собрался вокруг. Смотрят и понять е могут, чего это Малушка с горшком перед конём стоит.

А она взяла и ударила горшок о кол, да и разбила. А огонь прямо на Златогривку упал и по всему его телу побежал искрами радужными. Стало тут так светло и жарко, что и смотреть больно. Закрыли люди от боли глаза, а когда открыли, видят – нет Златогривки, только Малуша стоит одна с осколками горшка в руках.

И как-то темнее и холоднее стало враз. А холод и темень-то всё усиливаются. Вот и снег опять запорошил, покрывая белым саваном землю…

Понял тут народ, что лишился коня-то навсегда. Овладела ими злоба звериная. И пошли они кольцом прямо на Малушу бедную. А она стоит и не знает, бежать ли ей, кричать ли, отбиваться. А народ-то тугим кольцом всё теснее и теснее обступает её. Злословят, шипят, словно змеи. Помутился у них разум. Набросились они на девушку, да и разорвали. Только и успела вспомнить Малуша слова Златогривки: «Поступай по совести». И вскрикнула она на последнем дыхании своём: «Прими душу мою, Вышний! Совесть моя теперь чиста!» Вскрикнула, и словно белая голубка вылетела из неё…

И когда толпа расступилась, то осталось лежать у кола окровавленное тело девушки. Алое на белом сияющем снегу.

А люди те не долго оставались в мире. Ибо ушёл он навеки от них, как и от тех, кто не знает мира, и не дорожит им в глазах земли.