Однажды мне пришлось выслушать одну грустную  исповедь одного старого дома. Когда я услышал её, дом доживал свои последние часы, будучи готов к тому, что сейчас свинцовая безжалостная кульба сметёт его жалкие остатки.

“Давным давно когда-то я был самым новым, самым красивым и самым дорогим домом во всём этом городе, - горько вздохнул он. – Моими первыми хозяевами были богатые купцы, развозившие свои товары на кораблях во все концы света. Они весьма преуспевали в своём деле, и это благотворно сказывалось на мне. Моя хозяйка, принадлежавшая к тому же к некоему аристократическому роду, содержала большой и шумный салон. Кого только не было там! Высокопарные поэты, сладкозвучные музыканты, искусные художники и многообещающие артисты. Свечи горели с утра до утра, шум, музыка раздавались по всей округе. Славное было это время. Весёлое, стремительное. Казалось, что так будет всегда.

Но однако это не длилось долго, и пришли иные времена. Большой и ценный караван купца, моего тогдашнего хозяина, попал в сильный шторм и весь пошёл ко дну вместе с ним самим. Хозяйка не сумела перенести этого горя и вскоре сильно заболела. Сразу же я как-то опустел. Прекратились пышные приёмы и танцы, мой салон перестали посещать именитые лица, и свет потихоньку погас в моих окнах.

Хозяйка умерла, а её наследники, перессорившись и переругавшись за полновластное и личное обладание мной, поделили меня между собой и распродали по частям. Так у меня появилось сразу несколько хозяев, которые не отличались ни одинаковостью вкусов, ни схожестью манер. Один, отставной офицер, получивший контузию в каком-то сражении, превратил свои апартаменты в большой тир и со скуки сшибал лепные изваяния на моих карнизах и потолке. Все мои некогда красивые стены оказались издырявлены в решето, а дубовый паркет стала изъедать груда известкового мусора.

В другой комнате жил химик, ставивший свои бесконечные опыты, от которых гарь и смрад наполняли меня до предела, спасительно выходя через мои окна и щели.

На первых этажах какие-то недалёкие люди стали разводить свиней. Груды навоза привлекали не только надоедливых мух, но и всю нечисть.

Кто только не пережил во мне и кто только какой след не оставил после своего длительного или кратковременного пребывания! Так, все мои некогда крепкие основы подтачивались и обрушались до тех пор, пока жить во мне сделалось совершенно невозможно. И тогда меня окончательно оставили люди. Но по ночам мои терзания и кошмары возобновлялись. Какие-то группы одичавших полулюдей-полуживотных устраивали во мне свои шабаши, окончательно превратив меня в место злоречия и непотребства.

Однажды ранним утром я услышал в своих полуразрушенных стенах дивное пение. Оно на какой-то миг преобразило мои жалкие развалины. Я вспомнил о былом, и мне так захотелось, чтобы это блаженство не кончалось! Но чей-то грубый окрик оборвал его, а вместе с тем все грёзы и мечтания. Теперь и моя долгая жизнь обрывается тоже. И как жалко, что так бесследно, глупо и трагично, навсегда…”

Только успел сказать это дом, как безжалостная кульба обрушила на его ветхие стены свой удар. Дом рухнул сразу, не став дожидаться новых ударов. Только куча дымящегося мусора осталась от его былого великолепия.

А я, отойдя от него, задумался о том, что как часто конец и начало жизни так разительно не похожи между собой. И большинство концов, независимо от благополучия начала, так похожи на конец вот этого дома, превратившегося в ничто под приговором безжалостных времени и кульбы.

“А может, и вся жизнь была тоже – ничто?” - задумался я, но не успел ответить себе на этот неожиданный вопрос, устремившись куда-то дальше, навстречу новому.