Огромная площадь большого города гудела безудержным весельем. Разноцветные фонарики и флажки гирляндами пересекали её в нескольких уровнях. Сотни колец серпантина и пёстрого конфетти взметывались в небо. Карнавал шёл весь вечер и всю ночь. Внизу, в замкнутом пространстве, скученно толпились люди. На них были самые разнообразные и причудливые костюмы, но общим необходимым атрибутом всех была маска. Её неживое, застывшее выражение таило под собой нечто... Гремела музыка, публика в едином страстном порыве неслась куда-то по кругу. Всё было в самом разгаре.

Как раз в этот момент мимо площади проходил бедный школяр. Это был высокий, худощавый человек с по-детски наивными и чистыми глазами. Он с любопытством рассматривал яркие наряды развлекающихся людей, пытаясь по ним угадать представленных персонажей. Вот мимо него пробежал клетчатый Арлекин с двумя бубенцами на голове. В его руке была дубинка, и он шутливо колотил ею печального Пьеро в белом балахоне. Рядом кружилась проказница Коломбина, а хитрый паяц исподтишка тыкал маски своим уродливым жезлом.

Тут внимание школяра переключилось на противоположный конец площади. Там, под полупрозрачным лёгким балдахином на высоком стуле сидела фея или принцесса. Так, по крайней мере, показалось очарованному юнцу. Кружевное белоснежное платье оборками спускалось вниз, золотые локоны волос оттеняли чуть грустное, но прекрасное лицо незнакомки, взирающей со своего возвышения на бушующий карнавал.

Школяр остановился, не в силах понять, сон это или явь. Но прекрасная девушка под колеблющимся балдахином не исчезала. Тогда, не замечая никого вокруг, он пошёл туда, как будто какая-то неведомая сила тянула его к ней. Он приблизился. Не смея что-либо произнести, молодой человек, цепенея, стоял перед ней, а она словно и не замечала его. Только шелест ветра в складках её пышного платья нарушал это молчание.

Собравшись с духом, школяр обратился к ней:

- О, кто ты, прекраснейшая дева?! Вижу ли я сон, или, может, это мимолётное видение?

Маска как-то странно хихикнула, но продолжала хранить молчание.

- Ответь мне, царица этой ночи! Стоять рядом с тобою - истинное блаженство, - восторженно говорил школяр.

Но она  лишь жеманно пошевелила плечами и своими длинными белыми перчатками поправила платье.

- Не молчи, сияние солнца! Дай мне руку, и мы с тобой закружим весь свет, - не унимался молодой романтик.

Он ещё долго воспевал ей любовные оды, но маска всё так же продолжала молчать, лишь приглушённо хихикая или пожимая плечами.

Маскарад перевалил за полночь, но усталости не чувствовалось ни в ком. Какие-то маски то исчезали, то появлялись вновь, но сутолока на площади не уменьшалась. Даже наоборот, какое-то бесшабашное остервенение царило там, и все лица, напрочь позабыв, кем они были в жизни, беспардонно хватали друг друга за руки, оголяли ноги и вертелись  в дикой, безудержной пляске.

Школяр всё так же восторженно стоял перед прекрасной дамой. Очарованный, он пел ей серенады, читал баллады, что-то цитировал, но она по-прежнему, как холодный каменный монумент, величаво сидела на своём высоком стуле и молчала.

Тут из её рук выпал шёлковый веер. Она чуть наклонилась, чтобы поднять его, и вдруг резкий порыв ветра сорвал с её лица непрочную маску... Она быстро соскочила со своего насиженного места и в страхе нагнулась ещё ниже. Молодой человек, не понимая всей неловкости ситуации, простодушно наклонился и взял её за руку, чтобы помочь. Там, внизу их глаза встретились, и школяр от неожиданности вздрогнул. Её сухая, костлявая рука с обвисшей плотью в длинной белой перчатке невольно выпала из его ослабевших рук. Прямо перед ним было сморщенное, уродливое лицо старухи с пожелтевшей кожей и маленькими тусклыми глазками. Красная краска на губах и яркость румян только увеличивали неестественность и отвращение. Из-под парика золотистых локонов жалко свисали одиночные волосины.

Увидев страх и удивление на лице своего почитателя, старуха ехидно захихикала и дёрнула плечами. Это привело его в чувства. Белая миловидная маска валялась рядом, и старуха веером, как клюкой, пыталась его подцепить. Стыд сильной волной хлынул на его испуганное лицо. О, как мог он так ошибиться?!! Но ехидный смешок старухи повторился. Он вспомнил, как минуту назад расточал пред ней свои розы, и вот, словно гадкая жаба прыгала теперь на них. Юноша хотел пошевелиться, но члены словно онемели и не слушались его. Он жалобно взглянул на старуху, будто прося о помощи. Но она злобно скривила свой размалёванный рот и снова захихикала. Этот рот внушал ему какой-то непонятный жуткий страх, словно был обагрён невинной алой кровью, готовой вот-вот закапать на белоснежное платье. Юноша закрыл глаза, и тут старуха из-за спины вытащила свою крючковатую клюку и ловким взмахом накинула её крюк на шею школяра. Уже не она, а кто-то другой из темноты под прикрытием балдахина с силой потянул его к себе. Словно ослабевшая птичка, пойманная в крепкий силок, он, не сопротивляясь, пошёл туда. А может, и не пошёл, но только его уже не было на шумной площади.

Веер был поднят, маска надета, и старуха опять величественно села на свой стул, устало глядя на бушующую толпу и обольстительно маняще улыбаясь. Маскарад ещё не кончился, и на него приходили всё новые и новые маски. И доверчивые, мечтательные юноши, проходящие мимо этих загадочных страстей, с любопытством поглядывали на блистательный пёстрый мир, где постоянно крутилось колесо беспечной радости с учтиво улыбающимися, набелёнными, но застывшими масками. Это гудел маскарад.

А что же стало с тем восторженным школяром, осыпавшим уродливую старуху комплиментами? Вы, наверное, думаете, что она действительно выпила его молодую, горячую кровь своим намалёванным ртом? Нет. Хотя, в какой-то степени может быть и да...

Он стал её покорным секретарём, писавшим письма и поэмы на заказ и составлявшим надлежащие речи. Почему же он не ушёл от неё? Не знаю. Но достоверно известно одно то, что теперь он не был доверчивым и по-детски наивным школяром. На его шее висела массивная кручёная золотая цепь, и все при встрече с ним почтительно снимали свои шляпы, с уважением склоняя головы. А он как-то странно подёргивал плечами и иногда ехидно посмеивался, особенно, когда у него выгодно получалось очередное дельце. Видимо, он и впрямь чему-то научился у этой уродливой старухи. Вот только маскарады вызывали у него неприятное ощущение, словно напоминали ему о чём-то, чего ему так не хотелось вспоминать...

Он неподвижно стоял у литой решётки окна своего тяжёлого дома и как-то странно улыбался, глядя на буйствующий внизу праздник, на котором появлялось всё больше новых масок, и всё больше обманутых сердец становилось ими.

Да, огромная площадь большого города, как всегда, гудела весельем...