Однажды мне, странствующиму бродяге ветру, довелось побывать в одном городе. Этот, на первый взгляд, самый обыкновенный город, расположен в довольно унылой безлесой местности, где лишь иногда попадаются маленькие уродливые деревца с кое-где торчащими сухими корявыми ветвями.
Вниз к городским стенам спускался тощий мутный ручей, который, впрочем, регулярно два раза в год выходил из своих пологих берегов, затопляя местную достопремечательность – кладбище, раскинувшееся около него прямо при въезде в город. Оно, как потом действительно выяснилося, было самым святым и часто посещаемым местом. Вдоль пересекавшей его дороги на небольших земляных возвышениях стояли разукрашенные гробы, преимущественно красного цвета. Было совсем непонятно и странно видеть эти гробы на совершенно открытой и голой местности. Как раз когда мой стремительный поток несся по этой дороге, навстеречу мне из города выходила праздничная процесия с очередным гробом. Люди в белых одеяниях торжественно шли впереди с разноцветными бумажными цветами и лентами. Новый красный гроб несли четверо здоровенных, упитанных мужчин в кожанных темных фартуках и с угрюмыми лицами. Этим они одни сразу же выделялися на фоне общей безмятежной радости. В моем быстром порыве их соломенные шляпы разом взлетели вверх, и процессия в замешательстве приостановилась. Они пытались поймать свои шляпы, расправить помятые бумажные цветы, но они, невесомые, только лишь беспомощно кружились над ними, будучи не в силах спуститься к своим хозяевам.
- Это плохое предзнаменование. - пробурчал один старик, смотря на резвящийся ветер, - ветра в наших краях никогда и не было. Впрочем, мой дед что-то рассказывал о каком-то ветре, и это не к добру.
Но его слова никто не расслышал в общем смятении. Все были заняты тем, что выгребали из раскрытого гроба, попадавшие в него соломенные шляпы и прочие атрибуты.
- Плохо. Очень плохо. - продолжал бурчать старик, видя, как люди, разбирая свои вещи, ненароком касались руками, потемневшего тела покойника. Но вскоре все улеглось и процессия двинулась дальше, к свежему земляному холмику. Когда новый гроб был с почестями там водружен, то все длинной цепочкой потянулись обратно, под стены родимого города. Но инцендент у ворот все же не был забыт, и каждый по своему размышлял о нем.
Среди тех, кто был в этой толпе, находились три брата, которые видили все происходящее, и теперь молча думая об этом, возвращались к себе домой. Нам может показться странным, что особенного они нашли в разыгравшемся ветре? Но они, как и все остальные жители этого города, никогда не видели ничего подобного. В их однообразной, безветренной жизни, все шло чинно, продуманно и ровно, как в только что прошедшей похоронной процессии. Жизнь всех была подчинена одинаковым законам, где не оставалось места чему-то новому и необычному, как этот нежданный ураган ветра, нарушивший их размеренную и привычную жизнь.
- Все это ерунда, - первым прервал молчание старший брат. -Нам не стоит забивать свои головы подобной чепухой. Нас ждут куда более важные дела. - с гордостью произнес он и первым забыл о происшедшем. Остальные братья ничего не ответили. Так вскоре они пришли домой. Там, в специальных комнатах, их дожидались эти “важные дела”. На высоких столах стояли, у кого только начатые, а у кого почти завершенные деревянные гробы. Рядом лежали специальные тесла и другие ручные инструменты. Эти гробы занимали собой почти все свободное место в доме. Братья подошли к ним.
Надо здесь пояснить, что все свое свободное время жители этого города посвящали сооружению своего собственного гроба. Для вас это может показаться странным, но только не для них. Они заранее торжественно готовилися к своим похоронам. Каждый старался сделать свой гроб покрасивее и поудобнее, чем у соседа. Все в городе негласно соревновались друг с другом. Да и вся их жизнь концентрировалася вокруг этого. Никому и в голову не могла прийти мысль о смехотворности их основного труда. Этим жили, этому учили, к этому стремились - уйти с почетом и в славе из этой жизни. Все труды, все накопительства, все разговоры и чаянья сводились к этому. С малых лет люди начинали строить свой гроб - дело всей своей жизни. Они тратили огромные деньги на преобретение одного единственного древесного ствола, потому что со временем все окружавшие город деревья были срублены, а привозить древесину приходилось издалека. С большим трудом заполученное бревно они берегли и лелеяли, боясь испортить, ведь другого им было бы просто не заполучить. Когда гроб все же был окончательно сооружен, то его хозяин торжественно показывал свое “творение” всем, устраивал свои предварительные поминки и ложился в него. Теперь там он терпеливо дожидался своей смерти, а все остальные должны были беспрекословно слушаться и ухаживать за ним, с уважением взирая на его последний труд, стремясь к тому же. Человек, достигший некого совершенства в своем гробовом деле, считался мудрым и научал своим путям и секретам других. Так в этом городе было давно. И никто не мог сказать, всегда ли? Но по крайней мере, иного там не знали.
Вот и наши знакомые братья подошли к своим гробам и занялись своим обыденным делом. Только два других, в отличии от старшего, несколько уныло двигали своим резцами. В молодых головах зрели какие-то смутные мысли, и они боялись вслух высказать их. Но вот младший брат, переборов неуверенность и страх, тихо спросил своего брата: “А что такое ветер?” Тот вздрогнул, словно кто-то прочел его собственную мысль, и пугливо озираясь кругом, еще тише ответил: “Что-то очень сильное.” Младший, обрадовавшись его словам, уже уверенней и громче воодушевленно сказал: “Как здорово ты это подметил! Я все не мог найти для этого нужного слова. А ты нашел. Это действительно - очень сильно. Но только почему его никогда у нас не было?” Средний брат задумался.
-А знаешь! - продолжал младший брат. - Я думаю, что ветру было скучно в нашем городе. Вот он и ушел от нас. Если бы мы жили чуть-чуть иначе, то у нас тоже было бы все по другому. Иногда мне кажется, что все мы живем как-то совершенно не так, как надо, очень уж скучно-правильно. А сегодя, когда я увидел, как все эти разукрашенные, бумажные цветы поднялись вверх, и как все жалко пытались поймать свои соломенные шляпы, мне стало смешно. Я словно посмотрел на всех совсем другими глазами. Зачем мы делаем эти гробы и живем, чтобы торжественно умереть? Разве вся жизнь, стоит смерти, пусть и почетной? Для этого ли надо жить? Неужели для смерти? Знаешь, - уже тише произнес он. - от этого мне стало страшно. Я совершенно не понимаю, ради чего вообще живу. И он замолчал. Средний брат, напряженно слушавший все эти слова, почти шепотом зашипел на него.
- Да ты, что такое говоришь, безумец! Разве можно так думать?!! Вот до чего довел тебя этот ветер!
- Но ведь ты сам только что говорил, что он - сила? - непонимающе воскликнул тот.
- Мало ли, чего я говорил. Я вообще ничего не говорил. Запомни - ничего!
Младший, притупив глаза, отвернулся от него. Он не понимал, почему брат так рассердился, что даже отрекся от собственных слов. Ведь он отчетливо слышал его слова.
Средний продолжал стругать свой огромный гроб, но у него ничего не получалось, все прямо валилось из рук. А внутри, стало как-то плохо, и заскребли кошки. Он исподлобья посмотрел на своего брата.
- Ну ладно, извини меня. Просто ты начал говорить такие слова, прямо мои собственные мысли, что и мне стало страшно. Этот ветер действительно, что-то изменил в нас. Я не знаю. Я совершенно ничего не понимаю. - и он от бессилия даже заплакал. Младший сразу же повернулся к нему и ласково погладил его по спине.
- Ничего, мы обязательно все поймем и узнаем. Я твердо верю в это. Мы должны знать правду.
И они вдвоем отошли от этих громадных гробов, подойдя к открытому окну. Ветер, словно слыша их разговор, задорно подхватил лежавшие на мостовой опавшие сухие листья, и кружа их, весело пронес перед ними. Братья стояли у окна и, увидев опять проделки ветра, воодушевленно заговорили об этом. По мере того, как они вслух произнослили свои мысли, их вера крепчала, и им становилось все проще и проще называть все своими именами. В самый разгар их разговора в комнату вошел старший брат. Он с недоумением и недовольством постмотрел на горячо беседующих своих братьев и их опустевшие стулья подле начатых гробов. Все это ему очень не понравилось, уж больно непривычно было смотреть на пустующие места.
- Почему вы побросали свою работу, как бездельники? И вообще, чем вы так заняты, что праздно стоите у окна? И почему оно к тому же открыто? В комнате тепло, и вы хотите, чтобы мы лишились нашего тепла, и у нас стало холодно, как зимой? - он с негодованием стал плотно закрывать тяжелые ставни.
Братья даже вздрогнули от неожиданности. Как только ставни закрылись, сразу же в комнате ощутился, прежде не замечавшийся, затхлый и удушливый запах. Они, только что вдыхавшие свежую струю ветра, смотревшие на яркий солнечный свет, тут в потемках тесной комнаты, будто бы попали в совершенно иной темный мир, из которого только что старались вырваться. Им стало как-то неприятно. Ну зачем старший брат так внезапно появился, беспрепятственно закрыл окно и, словно вандал, надругался над цветущим садом, который они сами только что открыли для себя? Братья растерялись, а тот быстро взял всю инициативу и напористо продолжал.
- Сдается мне, вы тут о чем-то говорили. Уж не об этом ли бестолковом ветре? Случайно не он внес в наш дом разделение? - и он , прищурив глаза, пытливо посмотрел на них. От этих слов и напыщенного высокомерия, исходящего от него, младший брат не вытерпел.
- Да! Мы говорили о нем, о ветре, который открыл наши слепые глаза на этот “зрячий” мир! - дерзновенно ответил он. Старший брат от таких слов даже оторопел. Он сперва подумал, что ему это послышалось, поэтому протяжно переспросил.
- Что? Что ты сказал?
- А то, что мы больше не желаем заниматься мертвыми делами и выстругивать эти гробы. Мы вообще больше не желаем жить, как жили раньше! - смело произнес младший брат.
- Это правда, что говорит он? - спросил старший, обращаясь к среднему брату. Тот несколько смущенно опустил вниз глаза и, пробормотав что-то еле слышное, пожал плечами.
- Ну, я жду твоего объяснения? - властно сказал он. - Чего молчишь?
Младший, не понимая его замешательства, тихонько подтолкнул локтем.
- В самом деле,чего ты боишься? Мы же только что с тобой об этом столько говорили.
- Ну, ну. Они тут уже о чем-то говорят. Так о чем же ? - с явной издевкой в голосе произнес старший. Он видел неуверенность и растерянность своего среднего брата и наступал на него, стараясь задавить своей внутренней силой. Он чувствовал, что за его плечами, незримо стояли тысячи подобных ему “нормальных” людей, и потому не собирался отступать, к тому же видя неувереность и колебания брата, с которым вдруг случился этот “ветер”.
- Я вообще-то, мало что говорил. В основном говорил он, - помямлил тот.
- Так, так. И что конкретно говорил он, - продолжал выпытывать у него старший брат, при этом надменно смотря на младшего. Средний почувствовал эту перемену, что его уже не обвиняют и вся вина ложится не на него. Ведь он действительно почти ничего говорил. Он слушал. Ему теперь казалось, что и вообще не было никакого разговора, а может это был сон? Средний брат видел самоувереный вид своего старшего брата, его ехидную улыбку, и в ней ему показалось, что весь город с презрением смотрит и смеется над ним. Как он осмелился о чем-то помыслить, чтоб пойти против этого всесильного большинства? Кто он вообще такой, чтоб решиться на такое? Холодок пробежал по его вспотевшему телу. Его разом бросило и в жар, и в холод. Он побледнел, когда представил всю эту картину. Ему казалось, будто он стоял на краю бездонной пропасти или на вершине огромной горы. “Нет! - обезумевши, он сказал сам себе, - Надо срочно сходить вниз, пока не поздно”. Младший, видя внутренние борения своего малодушного брата, решил его подзадорить.
- Вспомни, как ветер, кружил перед нами опавшие, мертвые листья, словно подтверждая наши слова. Скажи ему, что мы не будем больше созидать эти мертвые дела и так бесцельно жить.
- Ты тоже считаешь так? - буравя его своими ледяными глазами, грозно произнес старший. От этого взгляда все в нем сжалось в крошечный комок, еще секунда, и он разорвася бы. Тут его задавленный взгляд упал на начатый, но уже недурно вырисовывавшийся деревянный гроб. Чуть подальше него возвышался резной и красивый гроб старшего брата. Ближе всех к ним лежало, только недавно принесенное корявое бревно младшего. “Конечно, ему нечего терять, - подумал он о своем младшем брате, - он почти еще и не трудился над ним. А сколько затратил труда и средств я!” Тут ему припомнилось, как мучительно он доставал свое драгоценное бревно, как с благоговением и страхом впервые приложил к нему резец и свои тесла. И теперь так просто со всем этим расстаться? Нет! Он не пойдет на такие жертвы!
После таких мыслей в его, вроде поникшее, тело вдруг мгновенно влилась какая-то прежде неизвестная ему сила. Он взглянул на открытое, радостное лицо своего младшего брата, и волна ненависти захлестнула его. Его и без того припухшие щеки разом надулись, глаза налились кровью, и с негодованием он обрушился на него.
- Да как ты посмел назвать наши вековые дела и порядки мертвыми? А меня обольщать своими ветренными мыслями! Замолчи и не припутывай меня. Я, по своей глупости, развесил уши, а ты изливал в них яд вольнодумия. Нет! Я отрекаюсь от твоих слов. Да простит меня Бог.
- Какой Бог? Опомнись, что ты делаешь? Зачем возвращаешься опять к этой смерти? Посмотри в окно, там еще бушует ветер. Пойдем за ним, навстречу новому дню. Он не обманет. Там простор, там свобода, там больше не надо делать эти разукрашенные, мертвые гробы!
- Что ты сказал? Мертвые гробы?! - завизжал старший. - Да где ты тогда будешь лежать, когда умрешь? И кому будешь нужен? Кто позаботится о твоих похоронах, если ты сам не будешь кропотливо готовиться к этому? Кому ты вообще нужен без денег, связей и гроба? Ты только сам вдумайся, о чем сейчас говоришь тут. Какая свобода, какой новый день?
И два старших брата стали все сильней наседать, осуждая младшего. Средний, прежде тихий и нерешительный, теперь совсем не уступал старшему, стараясь со всех сил показать перед ним свою усердность и ревность. Они вдвоем все теснили и теснили его, но он не смирялся и не уступал, даже наоборот, ещё больше укореняясь в своем видении. Доселе спящая в нем вера тут все сильнее возрастала и ему, как ни странно, становилось легче, словно она приподнимала его, освобождая от какого-то неизвестного гнета. Те же братья, видя его неприклонность и веру, только злились, не в силах его переубедить.
- Ну, коли ты такой твердолобый, убирайся вон из нашего дома! Мы не желаем здесь терпеть такого. Ступай прочь за своим ненаглядным ветром. Пусть он кормит и греет тебя! Не пройдет и недели, как ты сам прибежишь к нам и будешь умолять о прощении, - и они напыщенно замолчали, ожидая его реакции на такие слова. Старшие братья были уверены, что такое грозное решение отрезвит их строптивого братца. Но к их полной неожиданности он наоборот звонко расмеялся.
- Да неужели я сам бы остался здесь, среди этих красных гробов! Мне искренне жаль вас. Вы так бедны и слепы, что подобно землянным кротам, всю свою жизнь растрачиваете на то, чтобы самим так и истлеть в этом прахе, так никогда и не увидев солнечного света. Я с радостью уйду из вашего суетного города, чтоб все люди узнали, как опасно жить в городе, где делом жизни является гроб. Прощай навсегда, город красных гробов! – и, развернувшись, он пошел к дверям. Братья несколько секунд, пребывали в полной растерянности. Они были совершенно не готовы к такому повороту, и оставались постыженными. К тому же, когда до них стали доходить все последствия его последних слов о том, что весь свет узнает о их городе из уст этого сумасшедшего, то они быстренько побежали за ним следом, пытаясь предотвратить такое несказанное бесславие.
Когда они вышли на улицу, их брат был уже далеко. Они побежали вперед, но сильный порыв ветра не давал им идти. Ветер дул против них, мешая бежать, и все время разворачивал в обратную сторону. Младшего же наоборот, он словно подхватил и уносил вперед, дальше, прочь из этого города, уходя вместе с ним. Еще некоторое время старшие братья как-то потоптались на улице, но тут ветер поднял весь городской песок и гробовые стружки, закружа все в стремительном вихре. Начался самый настоящий ураган. Братья уже не пытались остановить своего брата. Их единственным желанием было побыстрее вернуться к себе домой, к своим недоделаным гробам, но они никак не могли найти своей двери. Все вокруг потемнело, и было даже невозможно различить стен соседних домов. Песок больно кололся, попадая в глаза, нос и уши. Свет солнца исчез от толщи пыли и песка, мгновенно поднявшегося в воздух. Два старших брата, беспомощно вертелись на одном месте, не в силах сдвинуться с него. Сам ветер уже давно ушел, и то, что осталось после него, кружилось и вертелось само по себе, как по инерции. Угрюмый старик, наблюдая за всем из щелочки тяжелой занавески, недовольно проборматал: “Не к добру все это, не к добру!” Он никогда не видел такого. А те, кто жил на верхних этажах, с удивлением потом смотрели, как два потерянных человека, беспомощно шаря по гладким стенам руками, чего-то долго искали. Они ослепли...
Прошло некоторое время. И многие города действительно узнали о бесцельной, замкнутой жизни жителей города красных гробов. А в самом нем, в одном темном заброшенном подвале, в непроходящей темноте сидели двое, наощупь тыкая своими теслами в огромный отсыревший деревянный ящик, пытаясь чего-то от него добиться.
|
